Информация
Коммьюнити
Дизайн и разработка
|
Рассудительный стремится к отсутствию страданий, а не к наслаждению.
Записки парашютистки. Берлин Л. Молодая гвардия - 19379. Всего у меня 45 прыжков. За два с половиной года — не так много! Если бы я прыгала, сколько хочу и столько раз, сколько бываю на аэродроме, прыжков набралось бы у меня, вероятно, раза в три-четыре больше. Но сейчас у нас столько желающих, что часто прыгать не приходится. Было у меня несколько курьезных случаев. Помню, в 1934 году я совершала обыкновенный прыжок. Вероятно, и расчет был не точен, и ветер помешал, но я села не там, где было намечено, вернее, я очутилась на крыше одного из тушинских колхозных домов. К счастью, дом был невысокий, хозяева быстро нашли лестницу, и я благополучно слезла на землю. Через некоторое время еду в автобусе на аэродром. На одной из остановок в автобус вошла женщина, нагруженная бидонами из-под молока и мешком с хлебом. Протягивая мне горсть с серебряными монетами, она попросила: — Гражданочка, отсчитай, милая, шесть гривен на билет. Я отсчитала и передала кондуктору. Женщина вдруг уставилась на меня: — Где-то я тебя, милая, видела! А, вспомнила! Это же ты на моей крыше намедни сидела. В автобусе раздался хохот. Села я на крышу и в другой раз, зимой 1935 года, но на этот раз уже не на колхозную, а на дирижаблестроевскую. Тоже, очевидно, расчет был неточен. Меня отнесло на городок Дирижаблестроя. Вижу, что неминуемо должна удариться с крышу или о стену трехэтажного жилого корпуса. Я сжалась, чтобы ослабить удар, инстинктивно закрыла глаза. Ударилась легонько о стену, но чувствую, что повисла в воздухе: парашютные стропы задели за угол крыши, и я болталась у стены на уровне окон третьего этажа. Внизу собрались дирижаблестроевцы. Лица взволнованно вытянулись, но, когда я посмотрела вниз и улыбнулась, они поняли; что я невредима, успокоились и принялись за мое «спасение». Пожарные принесли лестницу, но она оказалась короткой — я едва доставала до нее кончиками пальцев ног и встать на нее никак не могла. Тогда один из пожарных прошел в квартиру, открыл ближайший балкон и длинным багром подтянул меня. Я вскочила на балкон и через квартиру вышла на улицу, где меня поджидала Тамара Иванова. Она тоже прыгала одновременно со мной, но села правильно и, собрав парашют, прибежала руководить моим «спасением».
10. У меня много учеников. Некоторые из них уже сами стали инструкторами. У меня, следовательно, есть «внуки». Приятно, когда на аэродроме большой парень — твой ученик — выпускает своих учеников. Помогаешь им изо всех сил, страшно заботишься об этих людях, испытывая к ним какое-то особо нежное, как бы материнское чувство. Приятно встретить своего ученика, когда он хорошо прыгнул. Всегда радуешься за него.
11. Я два года не уезжаю отдыхать — все некогда. Откладываю отпуск с месяца на месяц, — всегда что-нибудь мешает. Мама очень недовольна мной и постоянно мне за это выговаривает. Она несколько раз смотрела на мои прыжки и неизменно говорила: — Страшно! По-моему, это она по привычке. Волнуется, конечно. Во всяком случае, если это ей и нравится, то она не показывает вида. Папа же стал «болельщиком». Он посещает все слеты парашютистов и вообще страшно уважает парашютное дело. Как-то я должна была прыгать. Мошковский говорит: — Надевайте парашют и идите к машине. Большей частью Мошковский возит меня сам, и я с ним люблю летать. С ним просто, весело, он всегда шутит. Еще до того, как Мошковский меня направил к самолету, он предложил папе полетать. Вместе с отцом мы подошли к машине. Тут же находился врач санчасти ГВФ, который тоже хотел покататься. Мошковский посадил в машину папу, доктора, и я села с парашютом. Как только включили газ, доктор обратился к Мошковскому: — Имейте в виду, что мы не привязаны. Я не выдержала и расхохоталась. Мне была задана тогда затяжка на 7 секунд. Вылетели. Оборачиваюсь и смотрю на папу. Он сидит серьезный, сосредоточенный. Я все время смеялась над ним. Кажется, он тогда всего второй раз в жизни летал. Затем вижу, Мошковский поднимает руку. Я второпях задела за белые брюки отца, вылезла, оглянулась на всех и прыгнула, можно сказать, почти с папиных колен.
12. Был у меня интересный прыжок с планера — первый в мире женский прыжок с планера. Это было 30 мая 1935 года, на парашютном празднике. С планера очень приятно прыгать, но труднее, чем с самолета. Там нельзя делать ни одного лишнего движения. Было это, как я оказала, на празднике. Я ночевала в Тушине, я должна была утром сделать первый тренировочный прыжок, а часов в 12 — второй. В 5 часов утра я вскочила, притащила парашют на аэродром, но пошел дождь, и прыгнуть не удалось. Продрогла ужасно. Напялила на себя два комбинезона и сидела мокрая. Между прочим, ребята страшно заботятся о нас. Всегда отдают свои кожанки, стараются, чтобы было удобнее, парашют притащат, — прямо трогательно! Так мне тренировочный прыжок и не пришлось сделать. Собралась публика. Начались прыжки. В программе было объявлено, что я буду прыгать с планера. До этого в Союзе раза три-четыре мужчины прыгали с разных планеров, но женщины с планера не прыгали еще нигде в мире. Меня очень занимал предстоящий прыжок. Пилотировал планер один из лучших планеристов — Малюгин, высокий, огромный. Мы стояли с ним рядом и все время смеялись. Ребята говорили: — Ты смотри, ее не обижай! Вдруг Мошковский заявил: — Вы не тренировались. Мы не можем вас пустить! Мне было страшно обидно. Ну, что такое? Я готовилась, мама должна была притти, мой будущий муж, очень много знакомых. И вдруг я окажусь лгуньей! Да и вообще хотелось попробовать прыгнуть с планера. Мошковский продолжал: — Я включаю вас в нормальный прыжок. Я грустно взяла флажок с лозунгами (в тот день все прыгали с флажками) и стала ждать. Вдруг подбежал Мошковский: — Берлин, будете прыгать с планера. Я бросилась к Малюгину: — Садитесь скорее, пока не передумали. Сели в планер и полетели. Хорошо! Разговаривать еще неудобно, потому что шумит мотор и свистит ветер. Набрали высоту, отцепились от самолета. Первый раз я на планере поднялась утром. Это был мой второй полет. Мне страшно понравилось: тихо, спокойно, нет гудения моторов. Было очень хорошо, несмотря на то, что я была насквозь мокрая и зуб на зуб не попадал от холода. Мы с Малюгиным начали совещаться. Я говорю ему: — Немножко левее. Знаете, там река протекает и имеется отмель. Малюгин ответил: — Я до этой отмели довезу, а там прыгайте, — а сам все оборачивается и смотрит на меня. А мне смешно. Никогда еще я не испытывала такого спокойствия. Очевидно, это тишина так хорошо действует. Мы продолжали разговаривать. Малюгин опросил меня: — Ну, как? Нравится вам летать на планере? — Ой, замечательно! Вы возьмете меня на пилотаж? — Возьму, возьму. А сам все беспокойно оглядывается. Наконец, долетели до места над пляжиком. Говорю Малюгину: — Я, пожалуй, начну готовиться, пора! Свесила ноги, потихонечку вылезла, села. Посмотрела вниз. — Ну, пошла! Не расслышала его ответа и прыгнула совершенно спокойно, словно со стула на пол. Сложность прыжка с планера заключается в том, что вылезть нужно очень осторожно. Если волнуешься, то обязательно что-нибудь не так сделаешь. Каждое движение должно быть безукоризненно рассчитано. Человек, прыгая с самолета, получает большую поступательную скорость, поэтому парашют быстро раскрывается и наполняется воздухом. При прыжке же с планера нужно сделать затяжку — избрать скорость — и парашют раскроется нормально. Прыгнула, затянула. Потом Малюгин рассказывал, что я второпях забыла предупредить его, что затяну немного, и он здорово перепугался. Когда смотришь с планера, который движется тихо, кажется, что человек буквально врезается в землю. Малюгин хвалил меня за смелый прыжок. Хотя мы и вдвоем рассчитывали, но рассчитали плохо — я приземлилась около реки, далеко от публики. Быстро подъехала машина. Меня подобрали и привезли на аэродром.
|
Обратите Внимание!
Поиск по сайту
Впечатления
|